Учителям

В ДВУХ РУКОПОЖАТИЯХ

Обычная картинка:

В музей шумной возбужденной толпой (а для пастернаковской дачи 25-30 человек, в самом деле, толпа) вваливается какой-нибудь очередной класс. «Доктор Живаго» все еще в программе. Сам факт неожиданного выпадения за скобки привычного школьного дня (совместная поездка за город,природа, повышенный обстоятельствами тонус общения) делает, кажется, невозможным какую бы то ни было цивилизованную форму организации этой, повторюсь, возбужденной временной свободой толпы. Две-три сопровождающие учительницы, судя по всему, давно махнули рукой и оставили всякие попытки обуздать- в привычной обстановке классной комнаты поддающийся укрощению- народ.

Именно что– «привычной». С этого, пожалуй, и стоит начать: главный козырь музея (не только литературного)– он не школа. По крайней мере, он не должен даже притворяться школой. Это совершенно другая институция, где знания не столько приобретаются, сколько предчувствуются и осмысляются. А для такого действа небольшой градус возбуждения даже во благо. Вот почему, мне кажется, всем работающим в музее надо забыть раз и навсегда всякую форму «воспитательского» общения (никаких замечаний, окриков,никаких готовых формулировок, никаких авторитарных замашек). Понятное дело, речь здесь о клишированном представлении педагогического процесса. Хорошие учителя подобным тоже пренебрегают. Часто слышу: дефицит времени– главный враг качественного процесса обучения.Но вот ведь в чем дело: в музее-томожно не торопиться. Здесь особеннуюценность имеет пауза. Собственно, а что такое музей, как не большая временная пауза? Такое зависание во времени: вот я, живой и даже не вполне представляющий, что где-то и мне уже поставлен предел, а тут… чьи-то сапоги с утолщенной подошвой, железная кровать из старого военного фильма, смешной телевизор с дурацкой линзой, книги, судя по степени обветшалости, кем-то давно читанные… Не знаю, как вас, а меня всегда поражает в музеях неуязвимость хорошо сделанной вещи перед лицом времени. Того, кто носил эту кепку, уже нет, а кепка – вот она…

Мне кажется, учителя литературы, в основном, относятся к музейным экскурсиям, как к дополнительному уроку- лекции. Еще одному источнику информации, которым можно будет воспользоваться на экзамене. И тут, совершенно очевидно, заключена главная ошибка: школьники получают в музее знания в готовом виде. Это приобретение не требует от них никаких особенных усилий. Кроме разве необходимости смирить свою разогретую загородным путешествием живую натуру. Полтора часа терпения и ты– свободен! Правда, хороший экскурсовод может превратить эти полтора часа во вполне увлекательное представление. Такой моноспектакль, где посетителю отведена роль зрителя- слушателя. Пассивная, замечу, роль. Еще один вид обслуживания. Во всех музеях подобных экскурсоводов раз-два и обчелся. На них ходят, как на бенефициантов в провинциальных театрах. И это, наверное, неплохо, если иметь в виду, что посещаемость музеев в нынешнее время, увы, оставляет желать… Но вот в случае с детьми, я бы советовала вообще отказаться от подобной формы музейного действа. Музей не должен притворяться и театром. Потому что он– не театр.

Тогда что же он такое? Лекторий?

Иногда, между прочим, эта форма музейной работы себя очень даже оправдывает. Все, конечно же, зависит от содержательного и личностного наполнения презентуемых лекций. А Музейное пространство с его живым акцентом приостановленного времени очень даже способствует погружению в ткань исследуемого вопроса. Мы и сами, что уж говорить, иногда «включаем» просветительскую лекторскую интонацию. Пытаемся втиснуть в экскурсию возможно больше разнообразных фактов и комментариев, поразить воображение юных (и не только) слушателей беспощадной эрудицией специалиста. Гордиться здесь нечем. В конце концов, это самый простой способ выполнить свою работу. «Сеанс гипноза закончен», - шутим мы в таких случаях, возвращая притихших «воспитанников», даже самых вначале неукротимых, пораженным такой внезапной метаморфозой подростков учителям. Что говорить, одобрение последних мы заслужили. Волю к неповиновению сломали, трепет священный в душах зародили.

Это ли не цель?

Спорим, что ни один из этих школьников к нам в музей уже не вернется?

Ссылаясь на собственный частный опыт, могу сказать, что возвращаются в музей те дети, с которыми в его стенахразговаривают. И не вообще разговаривают о том, о сем, а разговаривают на темы, которые не принято (ввиду отсутствия времени, видимо,) обсуждать в стенах школы и дома. О Жизни и Смерти, например. Потому что музей дает все основания для размышлений на эту вечную тему. Особенно, если это музей поэта. Особенно, если это музей поэта Пастернака. И вы не поверите, какие открытия эти разговоры иногда порождают. Стоит, уверяю вас, выслушать детей. Они бывают поразительно бесстрашны в попытке додумать мысль до конца. Значительно бесстрашнее взрослых.

Значит, музей – это место, где хорошо думается. Это пространство смыслов.

Но дача Пастернака - это еще и большое пространство, включающее огород, сад, террасу, сосны. То есть такое серьезное поле деятельности для вырвавшегося на природу городского человека 14-17 лет. Я хочу сказать, что школьники могут провести в нашем музее целый день. Это может стать чем-то вроде однодневного похода. Правда, без костра. Но горячий чай к сухому домашнему пайку гарантируется. По опыту знаем, что за лопатами, метлами и граблями выстраивается очередь. Хотя уборка, вскапывание, покраска, поливка – все же не главное. Это скорее перерыв в работе, смена деятельности. Потому что деятельностью здесь мы все-таки называем совместное размышление, о чем уже шла речь. Благо Борис Пастернак дает нам бесконечное множество поводов для размышлений.

И пишется, представьте себе, здесь тоже здорово. В музее, кстати говоря, можно, например, написать какое-нибудь школьное сочинение. Такое бывало. Или нарисовать большую совместную картину. Или индивидуальную. Такое тоже случается. Или почитать друг другу стихи, сидя на полу в кабинете поэта. Или порепетировать сцены из пьесы Шекспира «Ромео и Джульетта» в переводе Пастернака. Или… Этих «или» невероятное множество…

 Идеальный вариант музейной школьной программы предполагает сотрудничество с учителями (кстати говоря, не только литераторами). Совместное продуцирование вариантов сотворчества (тематические экскурсии, семинары, конференции, интерактивные акции) делает этот процесс практически неисчерпаемым. Здесь есть только одно строгое «нельзя». Поскольку наш музей наполнен живыми (помнящими прикосновение руки поэта) вещами, надо не забывать, что любой вещи тоже положен предел: ни один, даже самый крепкий материал, не может избежать тлена. Наша задача - хотя бы отодвинуть эту смерть подальше. Потому что, уверяю вас, никакой «новодел» не может конкурировать с подлинником в силе воздействия на человека. Это такой катализатор воображения, такой безупречный триггер нашей прапамяти. Он сродни той цепочке рукопожатий, которые соединяют нас с Пушкиным. Я вижу иногда, как какой-нибудь посетитель тайком прикасается к столу Пастернака в кабинете. Язык не поворачивается сделать ему замечание. Но все-таки в основном народ сюда приходит деликатный. В основном. Понимает, что находится «в гостях». Поэтому редкие просьбы открыть шкаф кажутся все-таки диковатыми. А попытки примерить кепку и вовсе на грани фола. Чувствуется, что человек не привык ходить в музеи. Но ведь пришел же. Наша задача – не отвратить его от этого занятия, но и по возможности научить грамотному поведению. Вилкой и ложкой довольно быстро научаются пользоваться.

Невероятное удовольствие наблюдать за детьми, занятыми каким-то делом в музее. Особенно когда им позволяется самим выбрать место, где можно что-то написать: какое-то сочинение, впечатление о человеке, жившем здесь, размышление о прожитом дне… Ни разу еще кто-то из них не выбрал писательский стол. Видимо, чувствуют груз ответственности.

Счастье, когда учителя приводят в музей уже подготовленных детей. Знающих стихи, читавших роман. Это происходит не часто, но все же случается. С такими умниками сразу надо начинать дружить, строить общие планы, вовлекать в музейную жизнь, откликаться на любую их литературно-художественную прихоть. Поощрять всякое творчество.

Пока это робкое желание, но ему как будто есть основание. Таких детей приводят все чаще и чаще.

У меня, например, есть мечта посмотреть на музейной веранде вместе с ними любимый фильм моей школьной юности «Жил певчий дрозд» Иоселиани и услышать, что они думают про эту версию личной свободы. Или «Благослови зверей и детей» Крамера. В самом ли деле мы так далеки друг от друга? И сами-то они подозревают, что находятся от Пастернака всего лишь в трех рукопожатиях? Поскольку я лично – в двух. Всего-то и надо совершить простой шаг: прийти в музей и поздороваться со мной за руку.

Ирина Ерисанова – директор дома-музея Б.Л.Пастернака в Переделкине.