Репортажи

Творческий вечер Анны Саед-Шах

18 января, в доме-музее состоялся творческий вечер Анны Саед-Шах - советской и российской поэтессы, автора текстов песен, сценариста и журналистки.

Анна познакомила слушателей со стихами из новой книги.

Предлагаем вашему вниманию одно из стихотворений прозвучавших на вечере, и один рассказ из цикла святочных, который еще нигде не был опубликован.

Памяти Андрея Вознесенского

И летал он в белом шарфике в Париж,
и ходил он в красном шарфике по даче,
и кружил по саду, как осенний лист,
падал весело головою вниз,
будто из ворот выбивал подачу.

…Зоя несет таблетку, видимо надо уснуть,
а повезет – и проснуться, и строчки думать,
мучительно подбираясь к раю,
и слушать, как в доме Учителя
старый рояль тяжело поднимает грудь,
и клавишей стаю кормит с руки Наташа,
пыль протирая.
Ветер играет в кости бревнами старого дома,
окна открыты… страшно,
воры вот-вот залезут, заберут последнюю видеому
и душу прихватят –
значит, пора ей…
Внутренним голосом ты говоришь Зое:
не бойся, я все еще здесь,
я все еще – Гойя,
                                 Гойи не умирают – 
                                                                     пусть забирают.

ИЗБУШКА НА КУРИНЫХ ОКОРОЧКАХ
Святочный рассказ

Черт меня дернул провести эту ночь на полуострове с бабой Груней. Да еще тащить ей искусственную елку! И куда? В тверскую глушь, в деревню, где за каждым двором сразу начинался серьезный хвойный лес. «Така елочка никогда не кончится, на всю жизнь мою хватит». А шел бабе Груне 85-й годок.
Мои домашние в эту святую ночь решили обойтись без меня. Я с непривычки обиделась, но, не желая портить им праздник, втянула надутые было щеки: Вот и хорошо, что уходите - не нужно стол накрывать. И бабу Груню навещу. А то все обещаю да обещаю.
-У нее что, окорочка кончились? - фыркнула дочь.
Оставшись одна, я стала строить дочкам козни: Пусть у меня в машине сломается печка! Пусть я попаду одним колесом в прорубь, сбившись в темноте с единственной колеи, что тянется через всю Волгу к деревне. Пусть! Так им и надо. А то выросли, видишь ли...
Дворники барахлили, и снежинки бесенятами нападали на лобовое стекло. А вообще-то красиво. Прямо по Пастернаку:

            Стояла зима,
            Дул ветер и из степи
            И холодно было младенцу в вертепе
            На склоне холма...

Снег служил единственным источником света, если, конечно, не считать резких огней встречных машин.
На фига козе баян, - засомневалась я, еле вписавшись в закрытый поворот. Ну зачем ей искусственная елка и эти окоченелые окорочка? Своих кур, что ли, жалко?
А может и жалко. Когда летом двух щенков подбросили, одного она взяла. Хотя у нее свой Шарик. Теперь у нас две одинаковые собачки, сестренки. И выходит, что мы с бабой Груней вроде дальних родственниц.
Вообще-то не грех было сегодня сестру в больнице навестить, да уж чего теперь, а ночью все равно не пускают. И куда я в такую пору тащусь? Все - в Москву, так и слепят фарами, а я, выходит, к бабе Груне.
Ну, доеду... Она же с курями спать ложится. А мой щитовой домик весь промерз. Ладно, была бы и вправду родственницей, а то - просто соседка по выходным, к тому же вредная старушенция. Со всей деревней перессорилась, и со мной хотела, да только у нее не получилось. Ты, - говорит, - давно на пенсию-то вышла? Это при первом же знакомстве! По всем правилам я должна была ее осадить: протри зенки, старая дура! Мне до пенсии еще 15 лет. Но я не доставила бабе Груне удовольствия перепалки, смолчала. И всегда, если ко мне приезжали подруги или сестра, она не забывала полюбопытствовать: Чевой-то я не разглядела, это тебя дочь давеча навещала или племяшка?
Ехидная, в общем, старуха. А я ей зато все равно елку везу. Пусть порадуется. Если, конечно, в прорубь не свалюсь.
Расстелившаяся передо мной равнина ничем не напомнила Волгу. Это успокаивало. Все-таки не так просто первый раз в жизни вести машину по снежной пустыне, которая на самом деле - Великая русская река и течет в каких-то двух метрах под тобой. Главное - думать о чем-нибудь другом, высоком:

           ... Все злей и свирепей дул ветер из степи...
           ... Все яблоки, все золотые шары.

Кстати, яблок нынче уродилось! Из садов катились до самой Волги...
Оказалось, что зимой в доме бабы Груни терпимее, чем летом - не так воняет скотиной, гнилыми яблоками и кислыми бревнами. Вполне можно и заночевать.
В брюхе свежевыбеленной печки что-то урчало, в углу над телевизором мерцали лампадка, освещая лик Спасителя.
- Ах ты, бедная, - засуетилась, закудахтала баба Груня, - ну проходи, коли приехала в такую даль. Да неужто елочку привезла? Так ведь Новый год уже прошел. А за окорочка спасибо. Очень я по ним скучала. Ну садись, грейся.
Я сняла сапоги, поставила их к печке. Баба Груня принесла самодельные серые валенки.
- И чего ж тебя, девка, принесло на ночь глядя? Али случилось чего?
- Так ночь-то сегодня особенная - Рождество Христово.
- Выходит, никому ты в праздник, окромя меня и не нужна? - она хихикнула, как мультяшная баба Яга и крикнула в сени: "Шарик! Подь сюды - окорочок дам". "И чего у меня общего с этой старой ведьмой?" - вдруг удивилась я, а вслух сказала: "Может, тогда и Жучку угостите?".
- Каку таку Жучку?
- Ну собачку беленькую, что вы летом пожалели. Вы же ее, помнится, Жучкой назвали.
- Аа, так нету давно этой Жучки.
- Украли?
- Кому она сдалась! Порешила я Жучку, - она, улыбаясь, следила за моим лицом. В надежде, что это очередные бабкины штучки, я тоже улыбнулась:
- Как так порешили?
- Да она, сволочь, курицу мою задрала. Насилу выходила.
- Кого?
- Кого-кого, курицу. А Жучку твою я застрелила.
- Как? - только и воскликнула я.
- Из ружья. К дереву привязала и прямо в лоб. Помнишь, у нее на лбу, как у твоей, такое черненькое пятнышко было? С первого разу. Да ты не бледней, не бледней, сейчас окорочков нажарим...
Пока баба Груня возилась у печки, я все не знала, как поступить: вернуться в Москву, пойти в свою ледяную избушку или все же остаться. Вроде бы надо немедленно встать и уйти. А если уж остаться - сказать ей все, навсегда рассориться и по весне продать дачу...
Мы собрали елку, поужинали с водочкой при свече и легли спать. Я - на печь, на пуховую перину. Давно хотела попробовать.
Уютно потрескивали дровишки, подрагивал фитиль в лампадке, всхрапывала баба Груня. Заледенелая яблоневая ветка постукивала по крестовине окна. На улице Шарик звякал цепью, и кто-то скребся в чулане. На мышь вроде не похоже…Жучка, конечно! А кто ж еще? Больше некому.
Утопив голову в огромной, набитой легкими куриными перьями подушке, я шептала: Господи! Как хорошо! В какую чудную зимнюю ночь ты родился! Чтобы спасти нас!..

           Вдали было поле в снегу и погост,
           Ограды, надгробья,
           Оглобля в сугробе,
           И небо над кладбищем, полное звезд...

Вернуться к списку репортажей