Музейное закулисье

Шум времени.

В беседе участвовали заведующая домом-музеем И.А.Ерисанова, научные сотрудники Н.А.Громова, А.А.Кознова, Л.Я.Петрунина.

Ирина Ерисанова: Это у нас третья выставка, можно уже сделать выводы, подвести какие-то итоги. Я в третий раз убеждаюсь, что помещение, которым мы обладаем, диктует особые требования к нашим выставкам. Это происходит независимо от нас, оно требует – мы подчиняемся.
Поскольку у нас такое замечательное окно, большой эркер, мы пришли к выводу, что его надо использовать как витрину. Оно имеет естественное освещение днем. Вечером во время первых двух зимних выставок было труднее разглядывать экспонаты, потому что отсутствовало электричество, но тут как раз придуманные нами карманные фонарики сыграли роль театрального освещения. Дневной свет переходил в фонарный – это было очень красиво.
Но в первой выставке, освященной Тициану Табидзе, мы не рассказывали никакой серьезной истории. Это была выставка фотографий, надо было просто пройтись взглядом по всем этим исчезнувшим лицам, таким лицам, которые мы вряд ли теперь встретим. А при свете фонариков возникала поразительная загадочная картина. Лица как будто вглядывались в нас.
Дальше мы столкнулись с тем, что кроме демонстрации фотографий и иллюстраций (как в случае с выставкой «Пастернак и футуристы»), нам надо еще показать документы, предметы, приметы времени, общий исторический фон. И тут мы тоже столкнулись с некоторым диктатом нашего выставочного помещения: оно от нас потребовало аскетизма. У нас есть чем насытить выставку, но в какой-то момент надо понять, от чего необходимо отказаться. Много - не значит хорошо. Мы не теряем того, от чего отказываемся: все это обозначает перспективу наших следующих выставок.
Эта преамбула была для того, чтобы рассказать про помещение, которое нами «руководит». Исходя из пространственного диктата возникла и выставка, которая у нас сейчас проходит – «Шум времени. Пастернак и поэтический круг 30-х годов». Название подразумевает, что должен быть шум: голоса, звуки. Но шум – это не только то, что мы слышим, это и то, что мы видим. Мне кажется, эта скорее художественная акция, чем выставка в традиционном понимании. Конечно, вполне вероятно, можно, имея деньги и средства, создать что-то лучшее. Однако в нашем варианте экспозиции есть один замечательный момент: это ручная работа и она очень ощущается. Это тоже становится документом, значительно быстрее чем то, что оцифровано, технологично, сделано в каком-нибудь ультрасовременном плексигласе. Ничего другого, кроме “handmade”, это помещение просто не выдержит.
Все же, как вы считаете, чего мы не сделали?

Наталья Громова: Мне кажется, что если сравнить выставку, посвященную Тициану Табидзе и последующие, то первая получилась более воздушной и гармоничной: лица, Тбилиси, тихая музыка. Это все вылилось в идеальную форму. Здесь же что-то перенасытилось, она тяжелее. Конечно, замечательно придуман черный цвет. Но я столкнулась с тем, что звук и изображение для людей существуют отдельно. Звуки, речь начинают раздражать людей, потому что они не могут визуально сосредоточиться. Это красиво, но для маленького зала невозможно. В центре выставки все-таки некая драма времени. Эти лица, черный цвет – основные, они забирают все, убивают все другие эмоции.

Ирина Ерисанова: Это абсолютно справедливо. Мы так и строили наши взаимоотношения с этой выставкой. Мы всё сначала рассказываем за ее пределами. Рассказываем эту историю про частные судьбы, про Пастернака, вовлеченного в драму этого десятилетия. И дальше мы предупреждаем: «Вы будете свидетелями художественной акции, попытки дать образ этого времени». И все реагируют правильно. Мы получаем дивный эффект: человек выходит правильно наполненным.
Но если говорить с включенным звуком, то все это бледнеет и исчезает. Хотя ведь некоторые выставки для того и существуют, чтобы как бы «окунаться» в историю. Цель одна – чтобы человек оттуда вышел эмоционально другим, потрясенным.

Любовь Петрунина: Мне приходилось, и не проводя предварительного разговора, сразу вести на выставку. Основной темой тогда были не столько персоналии, сколько контекст. Если эмоциональный накал людей вести по нарастающей, то это очень хорошо работает. Вначале мы видим лайт-боксы, я говорила на этом фоне общие тексты культурологического плана. Когда включаешь музыку, это усиливается, на фоне музыки глаз уже идет по верху. Потом я включала изображения на потолке и только потом показывала на витрины с фонариками. И когда вы на фоне этого очень большого оптимизма вдруг видите заголовок в газете «Мейерхольд против мейерхольдовщины» - это работает фантастически. Тогда очень сильный эмоциональный эффект достигается. У меня не было ощущения, что в экспозиции что-то лишнее. Наоборот, это позволяло выстраивать эмоциональную драматургию. Единственное – стихи немного сбивают этот ритм.

Ирина Ерисанова: Да, мы как раз говорили о том, что нужно выстроить партитуру действий: как я вхожу, что делаю, что за чем включаю. Действительно, замысел прочитывается без знания каких-то нюансов. Что касается стихов, я должна согласиться: их много. Надо было выбрать стихи, наиболее точно характеризующие время - как, например, «Баллада о гвоздях» Н. Тихонова. Но мы хотели вернуть эти голоса из глубины, услышать тех, кто пропал.

Наталья Громова: Да, стихи должны подаваться в другой форме, как это делали у нас Павел Крючков и Ирина Сурат.

Ирина Ерисанова: Есть смысл просто посадить посетителей послушать эти стихи, ничего больше. Просто чтобы они услышали эти пробивающиеся откуда-то голоса.

Анна Кознова: А я хотела все-таки сказать несколько слов в защиту записей. Информативная функция выставки выполнена. Люди, которые приходят на выставку – это те, кто интересуется, кто знает. И все равно они для себя что-то открывают, эти голоса, эти стихи. Они поражены тем, что можно у нас услышать, и уходят уже с этими знаниями.

Ирина Ерисанова: Да, это так. Единственное, чему надо научиться противостоять, – это нашему желанию как можно больше рассказать. Чтобы история получилась внятная и красивая, чтобы она попала в самое сердце, надо научиться жертвовать чем-то.

Наталья Громова: Да, внутри именно этого зала.

Ирина Ерисанова: Это должна быть абсолютно художественная акция. И это, кажется, получается.

Вернуться к списку материалов